Когда звенят согласные напевы Ойлейских дев, И в пляске медленной кружатся девы Под свой напев, –
Преодолев несносные преграды, И смерти рад, Вперяю я внимательные взгляды В их светлый град.
Отрад святых насытясь дуновеньем, С тебя, Ойле, Стремлюсь опять, окованный забвеньем, К моей земле.
Во мгле земли свершаю превращенья. Покорен я, – И дней медлительных влачатся звенья, О, жизнь моя!
«Час ночной отраден…»
Час ночной отраден Для бесстрашного душой. Воздух нежен и прохладен, Тёмен мрак ночной.
Только звёзд узоры, Да вдали кой-где огни Различают смутно взоры. Грусть моя, усни!
Вся обычность скрыта, Тьмою скрыты все черты. Ночь – безмолвная защита Мне от суеты.
Кто-то близко ходит, Кто-то нежно стережёт, Чутких глаз с меня не сводит, Но не подойдёт.
«Ты не заснула до утра…»
Ты не заснула до утра, Грустя, благоухая, О, непорочная сестра Смеющегося мая!
Среди полей внимала ты Полночному молчанью, Полёту радостной мечты, И звёздному сиянью.
И ночь, склонившись над тобой, Сквозь ясные светила Благословляющей росой Окрест тебя кропила.
«В бедной хате в Назарете…»
В бедной хате в Назарете Обитал ребёнок-Бог. Он однажды на рассвете, Выйдя тихо за порог, Забавлялся влажной глиной, – Он кускам её давал Жизнь и образ голубиный, И на волю отпускал, – И неслись они далёко, И блаженство бытия Возвещала от востока Новозданная семья.
О, Божественная Сила, И ко мне сходила ты И душе моей дарила Окрылённые мечты, – Утром дней благоуханных Жизни трепетной моей Вереницы новозданных Назаретских голубей. Ниспошли ещё мне снова В жизнь туманную мою Из томления земного Сотворённую семью.