Том 2. Пламенный круг. Лазурные горы - Страница 20

И никто не заметил,
И не мог помешать.
Я желанного радостно встретил,
И он сказочки стал мне шептать.

Расцвели небылицы,
Как весною цветы,
И зареяли вещие птицы,
И пришла, вожделенная, ты…

Этот сон-искуситель,
Он неправдою мил.
Он мою роковую обитель
Безмятежной мечтой озарил.

«Скоро солнце встанет…»

Скоро солнце встанет,
В окна мне заглянет,
Но не буду ждать, –
Не хочу томиться:
Утром сладко спится, –
Любо сердцу спать.

Раннею порою
Окон не открою
Первому лучу.
С грёзою полночной,
Ясной, беспорочной,
Задремать хочу.

Дума в грёзе тонет.
На подушку клонит
Голову мою…
Предо мной дороги,
Реки и чертоги
В голубом краю.

«Просыпаюсь рано…»

Просыпаюсь рано, –
Чуть забрезжил свет,
Тёмно от тумана, –
Встать мне или нет?
Нет, вернусь упрямо
В колыбель мою, –
Спой мне, спой мне, мама:
«Баюшки-баю!»

Молодость мелькнула,
Радость отнята,
Но меня вернула
В колыбель мечта.
Не придёт родная, –
Что ж, и сам спою,
Горе усыпляя:
«Баюшки-баю!»

Сердце истомилось.
Как отрадно спать!
Горькое забылось,
Я – дитя опять,
Собираю что-то
В голубом краю,
И поёт мне кто-то:
«Баюшки-баю!»

Бездыханно, ясно
В голубом краю.
Грёзам я бесстрастно
Силы отдаю.
Кто-то безмятежный
Душу пьёт мою,
Шепчет кто-то нежный:
«Баюшки-баю».

Наступает томный
Пробужденья час.
День грозится тёмный, –
Милый сон погас.
Начала забота
Воркотню свою,
Но мне шепчет кто-то:
«Баюшки-баю!»

«Запоздалый ездок на коне вороном…»

Запоздалый ездок на коне вороном
Под окошком моим промелькнул.
Я тревожно гляжу, – но во мраке ночном
Напряжённый мой взор потонул.
Молодые берёзки печально молчат,
Неподвижны немые кусты.
В отдалении быстро копыта стучат, –
Невозвратный, торопишься ты.
Одинокое ложе ничем не согреть,
Бесполезной мечты не унять.
Ах, еще бы мне раз на тебя посмотреть!
Ах, еще б ты промчался опять!

«Ангельские лики…»

Ангельские лики,
Светлое хваленье,
Дым благоуханий, –
У Творца-Владыки
Вечное забвенье
Всех земных страданий.

Ангел вопрошает:
«Бледный отрок, ты откуда?
Рано дни тебе наскучили».
Отрок отвечает:
«На земле мне было худо.
Мать с отцом меня замучили».

У Творца-Владыки
Вечное забвенье
Всех земных страданий, –
Ангельские лики,
Светлое хваленье,
Дым благоуханий.

«Целый день бранили,
Ночью руки мне связали,
На чердак свели раздетого,
Долго палкой били,
Долго розгами терзали, –
Вот и умер я от этого».

Ангельские лики,
Светлое хваленье,
Дым благоуханий, –
У Творца-Владыки
Вечное забвенье
Всех земных страданий.

«Отвори свою дверь…»

Отвори свою дверь,
И ограду кругом обойди.
Неспокойно теперь, –
Не ложись, не засни, подожди.

Может быть, в эту ночь
И тебя позовёт кто-нибудь.
Поспешишь ли помочь?
И пойдёшь ли в неведомый путь?

Да и можно ли спать?
Ты подумай: во тьме, за стеной
Станет кто-нибудь звать,
Одинокий, усталый, больной.

Выходи к воротам
И фонарь пред собою неси.
Хоть бы сгинул ты сам,
Но того, кто взывает, спаси.

«Суровый друг, ты недоволен…»

Суровый друг, ты недоволен,
Что я грустна.
Ты молчалив, ты вечно болен, –
И я больна.

Но не хочу я быть счастливой,
Идти к другим.
С тобой мне жить в тоске пугливой,
С больным и злым.

Отвыкла я от жизни шумной
И от людей.
Мой взор горит тоской безумной,
Тоской твоей.

Перед тобой в немом томленьи
Сгораю я.
В твоём печальном заточеньи
Вся жизнь моя.

Медный змий

Возроптали иудеи:
«Труден путь наш, долгий путь.
Пресмыкаясь, точно змеи,
Мы не смеем отдохнуть».

В стан усталых иудеев
Из неведомой земли
Вереницы мудрых змеев
Утром медленно ползли.

Подымался к небу ропот:
«Нет надежд и нет дорог!
Или нам наш долгий опыт
Недостаточно был строг?»

Рано утром, в час восхода,
Голодна, тоща и зла,
В стан роптавшего народа
Рать змеиная ползла.

И, раздор меж братьев сея,
Говорил крамольник злой:
«Мы отвергнем Моисея,
Мы воротимся домой».

Чешуёй светло-зелёной
Шелестя в сухой пыли,
По равнине опалённой
Змеи медленно ползли.

«Здесь в пустыне этой пыльной
Мы исчахнем и умрём.
О, вернёмся в край обильный,
Под хранительный ярём».

Вдруг, ужаленный змеёю,
Воин пал сторожевой, –
И сбегаются толпою